С интересом читаю Любовь Сгонник, слежу за домашним образованием в её интерпретации. Выложу статью, что сегодня заставила меня задуматься. Вот ее группа вконтакте «Подготовка детей к образованию»
«Детей надо заставлять учиться, а потом он начинает любить то, что хорошо знает», — это звучало рефреном на всех родительских собраниях, на которых я присутствовала в школе, когда учился мой сын. Вам знакомы эти слова? Порой, взрослые убеждали меня в том, что, якобы, очень благодарны своим родителям за насилие, совершенное над ними в детстве: «Меня заставляли заниматься музыкой. Я ненавидела эти вечные гаммы, этюды. Но только теперь осознала, что родители были правы, заставляя меня ходить в музыкальную школу. Они выработали во мне волю».
Воля нужна там, где есть сопротивление. Наличие воли возведено в ранг чего-то очень значимого. Кажется, что без воли человек не способен достичь успеха в жизни. Значимые результаты кажутся важнее наслаждения жизнью во всех её аспектах. На преодоление в себе лени тратится изрядное количество энергии, вместо того, чтобы рассмотреть причины, приведшие к отторжению.
Даже не замечается, что подавление в себе сопротивления ведет к ещё большей апатии, если результаты труда не признаны теми, ради кого ломал себя. Если всё делаешь ради собственного удовлетворения, то разве возникнет внутри нечто, что противится совершению действия? Вот и получается, что воля направлена против себя с целью достижения результатов, которые необходимо предъявить внешнему миру.
Преодоление трудностей я и сама когда-то считала важным навыком. Но однажды я поняла, какое же это счастье, когда занимаешься любимым делом без сопротивления. Достигаешь гораздо больших результатов, когда не прилагаешь волевых усилий на преодоление внутреннего отторжения.
Если ребёнок чему-то сопротивляется, то я вначале выявляю причины, приведшие к этому. Я не учу его насилию над собой, что и является сутью воли. На основе личных пристрастий ребёнка можно понять, что же его может заинтересовать в том или ином процессе. И уже от этой заинтересованности начинаешь выстраивать стратегию включения ребёнка в ту деятельность, которая ему была до этого неприятна. То есть я учу ребёнка не идти на поводу сформировавшихся пристрастий, а осознавать свои чувства и анализировать, отчего они возникают.
Часто складывается так, что дело, которым ребёнок занимался, испытывая трудности, он отторгал не из-за содержания самого процесса, а из-за оценок окружения. Неосознанные эмоции, когда он реагировал на замечания, ушли вглубь подсознания, прочно соединившись с тем, что он делал. Если он был в тот момент увлечён, но столкнулся с внешней агрессией, то его интерес, даже не окрепнув, вырастает в негативизм. Стоит только выявить ситуацию, при которой произошел эмоциональный сбой, можно подвести ребёнка к пониманию механизмов возникновения его сопротивления. И это возможно сделать в подростковом возрасте, когда только ещё формируются устойчивые доминантные очаги. Можно помочь увидеть разницу между влечением к развлечению, совершаемому как побег от бессмысленности, и стремлением к определённому результату в осмысленной деятельности.
Представьте, ребёнок увлеченно рисует. Вы подходите к нему и требуете его прекратить занятие, так как вы куда-то опаздываете. Вы раздражены. Вы злитесь, что ребёнок не может быстро переключиться, не слушается. Он хочет закончить свой рисунок. Он возбужден своим вдохновением. Поднимает на вас глаза в ожидании того, что вы разделите с ним его эмоции. И тут он наталкивается на вашу суровость, гримасу, которую вполне можно счесть за отвращение: ребёнок ещё не опытен в распознавании чувств. Вот он, момент истины! Однажды мама с удивлением замечает, что ребёнок, до этого любивший часами сидеть за рисованием, теперь отказывается брать в руки карандаши и кисти. Так произошло однажды с моей дочкой. Всего лишь одно посещение школьного урока по рисованию хватило для того, чтобы на несколько лет отбить в ней желание рисовать. Однажды она поняла причину, приведшую к отторжению, и у неё снова возникла тяга к рисованию.
Не надо учить детей волевому преодолению лени. Лечить нужно не болезнь эмоций, а выявлять первопричину, приведшую к болезни. И тогда сопротивление, привычно называемое ленью, само собой исчезает. Отношение к делу выстраивается на принципах вовлеченности в него на основе положительных эмоций.
Осмысленность делает человека гибким. Он приобретает возможность самонастройки на любые процессы, в которые сам себя встраивает с лёгкостью и азартом. В любом деле можно увидеть смысл, и тогда делание не пережигает энергию, экономится время, не страдает уверенность в себе, а чувство собственного достоинства возрастает. Дело совершается не для предъявления кому-то результатов, не ради высокой оценки, а ради достижения той цели, которую выявил для себя на стадии осмысления. Появляется мощный подъем сил, способствующих тому, что препятствия не замечаются. Со стороны кажется, что человек живет играючи.
Воля делала меня негибкой и зависимой от одобрения общества. Я приняла на веру постулат, что воля помогает человеку бесстрашно двигаться навстречу трудностям и что невозможно прийти к желанной цели без преодоления себя. С такой нацеленностью на жизнь я естественным образом привлекала трудности и «преодолевала себя». Я не умела различать свои внутренние стимулы. Я с детства была запрограммирована на преодоление и на жизнь в борьбе. Легкость бытия меня пугала, и в желании передохнуть я с испугом различала свою лень, удваивая усилия по её искоренению. Организм, изношенный борьбой, однажды отказал, и я, лежа на больничной койке, чувствовала себя иждивенкой. Мне было стыдно принимать, я умела только отдавать. Именно тогда я с ошеломлением вслушалась в слово «воля», услышав сакраментальное и знакомое до боли с детства: «Ты должна жить…».
Странно звучит: «воля жить» -, словно кто-то жить заставляет. И как органично вплетается в судьбу «желание жить», делая настрой на жизнь оптимистичным и наполненным радостью бытия. Именно желание жить вернуло мне вкус к жизни.